— С появлением большого количества фотографий, сделанных на телефон, упал спрос на качественные снимки. А все потому, что издатели научились считать деньги. Многим СМИ наплевать на качество, для них главное — заполнить пространство. Вот они и заполняют его дешевыми, а часто вообще бесплатными фотографиями. А хорошее фото не может стоить дешево. Напряжение в нашей сфере нарастает. Все эти блогеры и гражданские журналисты — даже не конкуренция, а чистый демпинг. Но, с другой стороны, это всегда держит тебя в тонусе.

— Нужно зарекомендовать себя как профессионала. Нормальные издания все-таки возьмут твою карточку, а не говенную. Фотограф Игорь Гаврилов рассказывал, что, когда снимали выход какого-то известного человека из тюрьмы, пришел миллион фотографов, которые встали в одной точке. И казалось бы, что ты сделаешь, будучи миллион первым? Но он нашел точку, где свет как-то особенно падал. В общем, если будешь качественно работать — не пропадешь.

— Никто не может конкурировать только с человеком, при котором произошел взрыв. Ему повезло. А в остальных случаях люди с телефонами — не проблема. Есть всякие профессиональные приблуды, которые позволяют прямо с камеры отправлять снимки в редакцию, — это практически то же самое, что и с телефона отправить. Спортивные издания снимают, например, хоккей в течение 20 минут и в перерыве выкладывают фотографии.

— Да, это что-то вроде небольшого роутера. То есть закачивать снимки на компьютер уже не надо. Если счет идет на минуты, то я сразу отправляю снимки в редакцию без обработки, хотя и обрабатывать уже можно прямо в фотоаппарате.

— Да, конечно, но в меру. Смысл обработки состоит в том, чтобы сделать фотографию приятной для глаза, не искажая при этом смысла. Была одна история на World Press Photo. Сначала человек получил приз за серию спортивных снимков, а потом оказалось, что он на заднем плане подретушировал немного, замазал чей-то палец торчащий. Вроде бы особенно фактов не искажал, никого не обманывал, просто подправил немного эстетическую сторону снимка. В итоге приз у него, конечно, забрали. В этом вообще вся суть интернета — теперь читателя тяжелее обмануть. Все можно проверить. Если захочешь где-то намухлевать, будь уверен, что рано или поздно это всплывет.

— У работы в агентстве и журнале совершенно разный ритм. Это как жизнь в деревне и в городе. В агентстве ты по большому счету не принадлежишь себе. Тебя в любой момент могут дернуть, и ты едешь снимать. Плюс агентства в том, что ты свидетель происходящего и первый рассказываешь людям об увиденном. Это, наверное, как раз то самое, что привлекает людей в нашу профессию. В журнале у тебя есть время на осмысление того, что происходит. Даже если едешь снимать взрыв, ты не рассказываешь о том, что что-то взорвалось, — об этом уже двадцать раз скажут до тебя. Ты расследуешь причины, снимаешь чуть дольше, более осмысленно.

— Его не существует. Я снимал погромы на Манежке, и вся съемка у меня тогда пропала. Это было в самом начале 2000-х, в камере стояла одна из первых флэшек для профессиональных камер. Ситуация была действительно опасная, и мое главное достижение — мне не разбили лицо, хотя всем фотографам тогда досталось. Люди при виде фотографа или просто прохожего вели себя как рой пчел — налетали, били около минуты, пока человек не падал, и дальше бежали. И я там снял чувака, которого порезали — не знаю, убили или не убили, он просто там лежал… Хороший кадр был, в общем, но пропал вместе со всеми. Было обидно, когда фоторедактор взял фотографию человека, который стоял рядом и снимал примерно то же самое. Причем сейчас эту информацию с карточки смогли бы вынуть, я уверен.

— Скорость увеличилась в сотни раз. И сейчас самое главное — быть первым. Между агентствами разворачивается нешуточная борьба. Благодаря технологиям время с момента снимка до его публикации круто сократилось.

— Наоборот, люди перестали читать длинные тексты. По большому счету сейчас все сводится к фотографии с небольшой или развернутой подписью. В любом случае первое, на что смотрит человек, — не текст, а снимок. Но многие СМИ этого не понимают и экономят на визуальном наполнении. А потом удивляются, что у материала плохая посещаемость. А кому нужен такой текст, где читателю не за что глазом зацепиться? Хотя подход тоже может быть разным. Опять же кто-то снимает трупы, а кто-то — плачущую мать. После захвата школы в Беслане был громкий скандал в «Известиях». Номер «Известий» вышел с большой фотографией на всю полосу — мужчина с раненым ребенком на руках. Вот представьте себе максимально жестокую фотографию — это была она. Редактора сняли, естественно, на следующий день. Потому что нельзя подобное показывать. А везде сидят ведь такие редакторы — просрали страну, в общем.

— Они заняли свою нишу, и в ней они, конечно, крутые. Недавно выпустили приложение и под его эгидой собирают толпу людей, которые волей-неволей оказываются свидетелями разных событий. Теперь эти люди знают, куда отправить фотографию, за которую можно будет получить деньги.

— Нам, фотографам Newsweek, все завидовали, потому что никто столько не поездил. Я был везде — от Австралии до Перу. Снимал охоту на китов, к примеру. Однажды забрался к чукчам в деревню Инчоун. Она расположена севернее мыса Дежнева, на берегу Чукотского моря. Я с этими язычниками познакомился на празднике кита — в город Лаврентьев съезжаются со всей Чукотки, они там веселятся, канат перетягивают. Согласились взять меня на лодку. Мы всю ночь плыли, 10 часов, вода градусов пять. Чукчам дают квоты на охоту, на 300 жителей деревни приходится до 10 китов в год. Они живут этим, кормят себя и собак. Вот плывешь с ними на этой лодке, они начинают за этим китом гоняться. Сначала гарпунят его, а потом расстреливают, вытягивают и разделывают. Настоящий адреналин. Надо так подплыть, чтобы он не перевернул эту лодку, и еще попасть в него. Там вода, они без жилета — пока вернешься в лодку, умрешь от холода. Надо было заснять, как они это мясо делят. Когда кита привозят, все племя прибегает и начинает резать этого кита — сколько оторвешь, столько и твое. Как саранча набрасываются, и кит превращается в скелет, его всего обдирают. Все кровью залито — такое зрелище. Остальное они загружают в ледник и там хранят оставшиеся куски мяса. Мясо слегка тухнет, но для них это не страшно.

Однажды я поехал в командировку в Нальчик и вляпался в историю. Мы въехали в гостиницу, а в доме напротив был захват — террористы с заложниками провели там полтора дня. Мы с еще одним фотографом зашли в номер, только успели бросить сумки, как видим, что за окном разворачивается кино — начался штурм, захватчики ранили нашего бойца. Мы все это успели снять, но сразу же прибежала сумасшедшая милиция. Выводят, орут на нас: «Вы че снимаете?» И при этом какой-то мент тыкает в нас оружием. Журналист рядом уже звонит своим людям. И тут мент кричит: «Брось телефон» — и стреляет в воздух. Представляете, да? Операция уже закончилась, а он, видимо, в ней не участвовал, но очень хотел пострелять. Слава богу, благодаря этому звонку появился какой-то фээсбэшник: они проверили наши документы и отпустили.

Ездили в тюрьму делать материал о том, как люди там работают, что производят, как бизнесмены общаются с заключенными, выгоден или не выгоден такой тип бизнеса. Снимали, как две девочки производят гробы на зоне, обычные и элитные для тех, кто побогаче. Кто-то валенки делает. На другой зоне занимаются мраморной говядиной для стейков.

— Просто не всегда есть возможность помочь. Я бы не полез вытаскивать утопающего, потому что и сам бы утонул. Но если он тонет и его идут спасать — почему бы и не снять?

Авторы: Мария Долгополова